Поезд Киев-Константиновка прибывает на место в 7:37. Сейчас это один из немногих способов попасть из столицы на Донбасс, туда, где продолжается война.
Вокзал похож на вокзалы обычных курортных городов: зазывалы-маршрутчики наперебой предлагают такси или автобус почти в любой из населенных пунктов Донбасса. Причем, это города, как подконтрольные Украине, так и оккупированные: Донецк, Мариуполь, Славянск, Харцызск и другие.
Из поезда на перрон высыпают пассажиры и расходятся по автобусам, чтобы ехать дальше. Мамы с детьми, женщины, волокущие сразу по несколько сумок в руках, военные. Через Константиновку же возят на Донбасс передачи украинским военным и волонтеры. Лидер одного из них, Повернись живим, Виталий Дейнега, с которым приехали в зону АТО мы, и сейчас везет военным тепловизоры.
Он держит в руках кулек, содержимое которого стоит почти полмиллиона гривен.
- Четыре тепловизора, два теплоприцела. В общей сумме – порядка 400 тыс. грн., – говорит парень. Такие передачи он возит в зону почти каждую неделю.
В Константиновке нас встречает помощник Дейнеги, бывший военный разведчик Андрей Рымарук. Мы садимся в темно-зеленую машину с затемненными окнами, на ней надпись: «Розмінування». Первый пункт нашего маршрута – Авдеевка.
За окном мелькают ярко-желтые поля, засеянные подсолнухами. Сотрудники коммунальных служб в оранжевых жилетках убирают трассу. Все вокруг выжжено солнцем, а потому реальность за окном приобретает какой-то рыжевато-коричневый оттенок. Смартфон показывает, что «за бортом» +36 в тени.
Авдеевка
Чем дальше мы углубляемся в «степь донецкую», тем чаще встречаем на пути военную технику. Но на некоторых участках дороги нет ни души. На одном из указателей вдоль дороги белой краской дописано «Україна переможе». Возле блокпоста развевается сине-желтый флаг.
Уже на въезде в Авдеевку начинают появляться люди. Почти все – на велосипедах.
- Часть Авдеевки тут называют «Шанхай-Сити», потому что местные все одновременно в определенное время выезжают на улицы и тогда все буквально заполнено велосипедами, - рассказывает Рымарук.
Прямо здесь, буквально за углом, продолжается самая настоящая война. Но Авдеевка живет своей жизнью. Может, конечно, не такой активной, как до войны. Но по улицам ходят взрослые и дети, на базаре торгуют женщины с удивительными прическами, прогуливаются военные с автоматами наперевес.
На полную силу работает и практически нетронутый бомбежками местный градообразующий коксохимический завод Метинвеста, который принадлежит олигарху Ринату Ахметову
Делаем первую остановку на маршруте – заезжаем в находящуюся в Авдеевке самую горячую точку зоны АТО отдать тепловизоры военным. Между военной техникой, в тени большого грузовика, от жары спасается маленькая серая собачонка с типично военной кличкой – Сепар. Спрашиваем ребят, как прошла ночь.
- Ой, до сих пор ноги трусятся, - отвечают нам, показывая на место, куда сегодня утром упало несколько снарядов.
На улице тихо, не стреляют, но военные все равно просят нас передвигаться быстрее. На импровизированной кухне угощают чаем с лимоном и минеральной водой. На столе – конфеты с зефиром. Окно в семь рядов заложено мешками с песком.
- ОБСЕ ездит с 8 утра и где-то до 6 вечера, так никто и не стреляет в это время. А как уезжают, так на вечер начинается «дискотека», - рассказывает один из бойцов.
Тут, в считанных километрах от оккупированных территорий, многие просят не снимать их и не указывать в тексте имен. А после недавней истории с Громадским ТВ, снятые которым кадры обстрелова украинских позиций прямо тут, в Авдеевке, наделали много шума в Минобороны, вообще боятся что-либо рассказывать о себе и прячут лица.
- Иногда такое ощущение, что у нас тут соревнования, что-то вроде пляжного волейбола, только артиллерия. Кто больше перекинет. После того, как разрешили отвечать, ночи стали интереснее. Они начинают, а мы тушим их огневые позиции, - продолжает наш собеседник.
На память нам дарят старый и потрепанный танкистский шлем.
Дейнега передает солдатам тепловизоры. Каждое переданное устройство промаркировано логотипом Повернись живим и надписью «Не для продажи». На каждом стоит серийный номер, а во время передачи оборудования волонтеры фотографируют получателя. Мы спрашиваем, зачем такие «церемонии». Все просто: так легче отследить путь тепловизора, если кто-то вдруг вздумает его продать.
Здесь всегда есть потери. За месяц в районе этой позиции, куда мы заехали первым делом, погибло человек пять. С такими же потерями украинские военные отбивали здешние города, а сейчас – борются лишь за маленький клочок земли.
- По Минским соглашениям линия разграничения идет вдоль трассы, и по идее соседнее Зайцево должно было бы быть полностью нашим. На самом деле – оно наше частично, - рассказывает Рымарук, когда мы едем на следующую позицию, к 16 батальону 58-й бригады.
Здесь мы спускаемся в подвал. Нас кормят жареной картошкой, открывают банку солений – чью-то передачу. Вдоль стен стоят раскладушки, на стенах развешена одежда, оружие и обувь. Висят карты, календари и разные плакаты. С перебоями работает телевизор. Он ловит только российские каналы и каналы так называемой ДНР: Оплот ТВ, Звезда, ТНТ, сепаратистский ЮНИОН. Лучше всего, практически без помех, показывает Первый канал России.
Дейнега достает из пачки влажную салфетку:
- Киборги, которые воевали в Донецком аэропорту, называли эти салфетки теплой водой, - вспоминает вдруг он. - Зимой было холодно, все замерзало, а салфетки держали под броником, и они оставались влажными и теплыми. Можно было типа помыться.
Мы поднимаемся обратно наверх. Там тоже повсюду стоит техника, ящики со снарядами, вдоль стены на веревке сушится чья-то одежда. Очень много книг – некоторые сложены стопками на полу, другие лежат, раскрытые прямо посреди помещения. На стене висят шампура.
- Мясо иногда привозили, так это мы его жарили, - объясняет боец с позывным Дед – усатый худой мужчина в джинсах и камуфляжной футболке. Ему 54. Воевал в Афганистане, потом работал главой колхоза в Киевской области, после этого – в охране. На Донбассе же попал в пехоту.
Наш проводник Рымарук проводит нам импровизированную экскурсию по Авдеевке. Железная дорога делит город на две части – новую и старую. В прошлом году на железнодорожный переезд упало несколько снарядов. Один работник станции, сидевший в это время в будке дежурного, был тяжело ранен (ногу оторвало осколками). Второй успел убежать – неподалеку у железнодорожников есть маленькое укрытие.
Мы подъезжаем к разбитой девятиэтажке – это одно из самых известных зданий Авдеевки. Вдали видна церковь. Возле нее, говорят местные, раньше всегда проходили митинги.
Блуждаем по Авдеевке, ездим по улицам. Тут практически пусто. В некоторых покинутых домах живут военные, но вот где – не найдешь, если не знаешь. Возле одного из домов на лавочке видим женщину и мальчика лет 11. В его руках лысый кот породы сфинкс на поводке.
- Вон видите домики? Месяц назад из одного бабушку вывезли, и вон из другого. Сейчас уже забор отремонтировали. А вот дом, его раньше вообще не было, - рассказывает Рымарук. – Люди возвращаются. В мае-июле прошлого года тут оставалось около 9 тысяч человек, сейчас почти 25 тысяч.
Местные стали возвращаться в город после того, как боевые действия немного утихли. Теперь обстрелы возобновились, но многие не хотят покидать свои дома во второй раз, потому остаются. Приучились жить под обстрелами.
- Общался тут с местными. Даже бабушки уже знают, что 1 секунда лету снаряда — это где-то полтора километра расстояния, - рассказывает Рымарук. Он вывозит нас на самую окраину Авдеевки. По краю населенного пункта – линия леса. Раньше он был полностью заминирован. Для местных оставили только небольшую тропинку.
Медленно, мы выезжаем на холм, с которого открывается панорамный вид на окрестности. Людей совсем нет. Вдоль дороги виднеются куски колючей черной проволоки и бывших растяжек. Вокруг все так же неимоверно жарко, все выжженное и рыжее. Чирикают птицы, звенят кузнечики. За авто поднимаются клубы пыли. Перед машиной пролетает перекати-поле.
- Вон там вдали здания, видите? - Рымарук показывает рукой на город вдали, оккупированную Ясиноватую. - Они нас видят. Хотели бы – уже дали бы о себе знать.
Мы поеживаемся. Ощущение странное. Физически вокруг ни души, но на самом деле ты понимаешь, что за тобой прямо сейчас пристально наблюдают люди. В любое мгновение способные спустить курок.
Мы проезжаем озера. Рымарук рассказывает, что раньше ходил сюда рыбачить. Однажды прямо в озеро упал снаряд – волна поднялась почти до высоты холма, на который мы только что заезжали.
Первомайское и Водяное
Следующая остановка – Первомайское. Многие военные тут дислоцируются в заброшенных домах детей местных чиновников городского или районного уровня. Теперь в бывших комнатах местных бюрократических шишек развешены детские рисунки и надписи вроде «Герої не вмирають», растянут сине-желтый флаг во всю стену.
Бойцы обсуждают миссию ОБСЕ. Я слушаю.
- Машина ОБСЕ стала какой-то неприкосновенной. Хоть кто там едет – да хоть Гиви или Моторола, нельзя трогать вообще, - говорит один из командиров.
Военные сетуют на то, что противник постоянно пытается их спровоцировать. К примеру, боевики размещают свои позиции где-нибудь за детским садом и стреляют оттуда. Стоит украинским военным открыть ответный огонь, и вскоре на каком-нибудь канале Россия-24 можно ждать сюжета о том, как «укропы стреляют по детям».
Здесь бойцы тоже боятся откровенничать, опасаются даже вслух жаловаться на какие-то бытовые стороны жизни в АТО, не то что предавать огласке свои проблемы. Нам дают понять, что «наверху намекали», что болтать языком не стоит.
- Я стараюсь вообще никому не говорить ничего, - делится один из военных. - Когда на родину возвращаюсь на Закарпатье, у меня там вообще спрашивают, за сколько продался, сколько денег тут заработал на войне.
Нас везут на локацию, откуда открывается вид на ДАП, ставший легендой донецкий аэропорт. И опять вокруг только звенящая тишина, пустая дорога и степь. Собеседники снова напоминают: нас прекрасно видно отовсюду. На асфальте в некоторых местах впечатаны остатки снарядов и гильзы. Отбойники вдоль трассы, как и дорожные знаки с указателями, напоминают решето.
Марьинка
Следующий пункт на маршруте – Марьинка. На улицах людно, город живет своей жизнью. Мимо проходят военные с автоматами наперевес. Нас подбирает несколько военных из 10-й бригады. В пути выясняется, что ребята только что забирали погибшего друга.
Стрелять нельзя, потому что по Минским соглашениям мы можем только сидеть, ручки сложа, и ждать, пока нас обстреляют
Здесь тоже жалуются на то, что боевики ведут себя непредсказуемо и пытаются провоцировать: открывают огонь, затем быстро уходят с позиций. И захочешь дать отпор, так попадешь уже не в боевиков, а в мирных жителей.
- Нам вообще ничего нельзя, - жалуется Рева. - Стрелять нельзя, потому что по Минским соглашениям мы можем только сидеть, ручки сложа, и ждать, пока нас обстреляют, и только потом дать ответку. По этой причине не могли два дня вытянуть из посадки то, что осталось от нашего друга. Только сегодня и забрали.
Мы говорим о новой волне мобилизации. Боец рассказывает, что воевать сейчас приходят и новички, и те, кто уже служил, но после демобилизации вернулся на войну по собственному желанию. Правда, мотивации у добровольцев, в сравнении с первыми волнами мобилизации, уже гораздо меньше.
- Конечно, многие разуверились. Говорят, сами воюйте за своего «шоколадного», - смеется Рева.
Среди военных сейчас поговаривают, что в трех точках зоны АТО скоро начнется отвод украинских войск. Может коснуться и этой части. Причина – «с целью уменьшения напряжения», как положено по Минским соглашениям.
- Мы уйдем, а потом они [боевики] придут сюда и сядут на наши позиции, на все готовое, кому это надо? – возмущается Рева.
На улице бродят собаки. Рядом неспешно кружит с ветки на ветку серая горлица. В ряд стоят умывальники из пластмассовых синих бидонов, над каждым – криво обрезанные куски зеркал. За этим всем – самодельные душевые кабинки, обмотанные клеенкой. Туалет чуть поодаль, почему-то за колючей проволокой.
- Днем отдыхаем, вечером воюем, - вздыхает Виктор Евгеньевич, разведчик. Ему 51, в прошлом воевал в Афганистане, затем служил в СБУ. На пенсию вышел рано – в 34, когда началась война на Донбассе, «сдался» по собственному желанию. Его сын пошел по стопам отца, майор СБУ, правда, работает в Киеве.
- Есть такая профессия, Родину защищать. Так вот, у меня такая. Война меняет всех. Правда, каждого по-своему, - говорит наш собеседник. Сегодня он вместе с Ревой вывозил тело погибшего побратима. Мужчина выглядит устало, во время беседы его клонит в сон.
- Мы тут все вместе 24 часа в сутки. Некоторые сходят с ума, каждый по-своему. Кто-то от безделья, кто-то от того, что постоянно одни и те же вокруг, - рассказывает Виктор Евгеньевич. – Многие тела так и лежат где-то, нельзя ни забрать, ни похоронить. Невозможно договориться с этими сепаратистами. Я в 2015-м ходил на такие переговоры.
Оставляем собеседника на улице, а сами идем в помещение. В одной из комнат – раскладушки, почти возле каждой вместо прикроватной тумбочки стоит оружие. Рева садится на раскладушку. Еще один военный, Тарас, приносит пластиковую тарелку с пловом и свежими помидорами, затем угощает заварным кофе в поллитровом пластиковом стакане. Заходит еще один боец.
- Если поспишь три часа в сутки, то ты герой. Залез я сегодня на крышу рано с утра, вижу, а тут три мины прилетело. Но красиво. Когда не по тебе, конечно, - устало улыбается он.
На обратном пути, когда снова проезжаем безграничные поля с подсолнухами, Рымарук показывает куда-то в желтеющие заросли говорит – там должна проходить третья линия обороны. Вот правда кому оно надо – неизвестно.
- Его даже не видно в тех кустах, оно испортится все, зарастет и погниет. Нам вторая-то не очень нужна. В то время, как наши строят эту оборону, сепары укрепляют блиндажи на местах. Мы песком закладываемся, а сепары – бетоном. Кто после этого выиграет? – возмущается собеседник.
Уже когда возвращаемся в Краматорск, чтобы ехать назад, в Киев, становится известно, что те места, где мы только что побывали, начали обстреливать. Вечерняя «дискотека» началась.
