Киевская Русь - Украина

«Путин вполне может отказаться от следующего срока» ("znak.com")

10:48 26-05-2017

Политолог Валерий Соловей: начавшийся политический кризис продлится два-три года и приведет к самым серьезным переменам

23.05.2017

 

Новости последних дней: Роснефть закупает рюмки, чайные ложки и икорницы по цене в десятки тысяч рублей каждая — при этом, по прогнозам правительства, за следующие 20 лет средняя зарплата по стране вырастет лишь наполовину, а доли образования и здравоохранения в ВВП сократятся. На парламентских слушаниях по молодежной политике руководитель ВЦИОМ Валерий Федоров заверил депутатов, что у нас нет «революционно настроенной значимой группы молодежи, которая требует перемен здесь и сейчас» — при этом численность Росгвардии с ее основания выросла вдвое. Наш регулярный собеседник, известный политолог Валерий Соловей убежден, что власть действительно всерьез опасается консолидации протеста, но поменять себя не в состоянии, чем лишь приближает свой конец. 

«Элитные группировки очень боятся даже подумать о заговоре»

— Валерий Дмитриевич, недавно Жириновский сообщил, что, возможно, вместо Путина на президентские выборы пойдет его ставленник. Сам Путин довольно привычно для себя сказал, что еще не время говорить об участии в выборах. Как вы трактуете эти заявления? 

— Это психологический почерк Путина: он не спешит обнародовать важные решения, оттягивая их до последнего. Я не исключаю, что ему доставляет удовольствие наблюдать, как кто-то из его окружения бегает и суетится, пытаясь примерить на себя лавры преемника. 

— Несколько фактов, опубликованных за последние месяцы. По данным ФБК «повар Путина» Пригожин освоил на контрактах с Минобороны 180 млрд рублей. В 2016 году на вознаграждение топ-менеджерам Роснефти пошло 3,7 млрд рублей, при том что долги компании достигли исторического максимума. А МВД — спецсамолет с рабочим кабинетом и двуспальной кроватью за 1,7 млрд рублей. Ну и самый веский пример: на московской реновации застройщики планируют «освоить» 3,5 трлн рублей. И все это тогда, как, по сведениям, озвученным в Госдуме, в стране уже 23 млн бедняков. Как вы считаете, Путин способен умерить аппетиты выстроенной им самим Системы? Будет ли он это делать, если переизберется президентом?

— Я считаю, что Путин вполне может отказаться от следующего срока. Ответ на это кроется в вашем же вопросе. Одно дело быть президентом страны, которая благодаря высоким ценам на нефть процветает, а ее население богатеет. И даже если этому населению не очень нравятся президент, «закручивание гаек» и ограничение политических свобод, то оно все равно не выходит на улицы и сильно не возмущается. Другое дело быть президентом при нисходящем экономическом тренде, в ситуации долговременного кризиса при растущем озлоблении населения и мрачных социальных перспективах. 

Добавлю, что в России доходы населения фактически заморожены. И, как вы понимаете, это только усугубит ту ситуацию, которую мы обсуждаем. По имеющимся прогнозам, уровень жизни 2013 года в России удастся восстановить к 2023–2024 годам. То есть, если Путин пойдет на выборы-2018 и будет избран, это случится лишь к концу его нового президентского срока. Так что в любом случае ничего хорошего по объективным причинам ожидать не приходится. 

Еще одна причина — это усталость населения от одного и того же человека. Без малого 20 лет находиться на вершине власти — это морально-психологически утомляет общество и ведет к «выгоранию» самого политика. 

И есть еще один фактор. Он существует, но он нем умалчивают. Назовем его фактором X: Путин несколько раз публично размышлял, что хотел бы отойти от дел, будучи еще в приличной форме. 

Что касается аппетитов его окружения, то есть вполне академическое понятие «путинская система». Эта система — персоналистская. Таким образом, уход Путина будет означать конец этой системы. То есть все люди, которые за время правления Путина сколотили баснословные капиталы (речь не обо всех топ-менеджерах, а о ядре путинского окружения), могут потерять и свои посты, и свои активы. Это аксиома кризиса персоналистских режимов: когда уходит автор и гарант такого режима, то, соответственно, ключевая группа элиты несет ощутимые потери. 

— Значит, стоит ожидать драки за активы?

— Необязательно. Бенефициары путинской системы очень хорошо ощущают, что им необходимо оградить себя гарантиями, которые бы позволили сохранить свои активы. Но нигде в мире это не получалось, и вряд ли Россия станет исключением. В конце концов, любая новая власть, чтобы создать в обществе ощущение справедливости, должна будет кем-то пожертвовать. В таких случаях выбирают тех, кто при прежнем режиме очень уж нажился. 

— Возможно, Путин сохраняет исключительный авторитет и влияние благодаря своей внешнеполитической активности и репутации одного из ведущих политиков мира. Как вы оцениваете надежность этого путинского актива: он стабилен, крепнет, ослабляется?Да и кто, вместо Путина, способен сегодня разруливать отношения с США, Европой, Китаем, Ближним Востоком?

— Так было долгое время, но сейчас ситуация меняется к худшему. Хотя Путин остается одним из самых влиятельных мировых лидеров, он одновременно считается и чуть ли не «самым опасным человеком в мире». Такого рода репутация не вызывает желания строить долговременные отношения, а, скорее, стимулирует к противостоянию и изоляции «опасного человека». Посмотрите, как США вместе с Саудовской Аравией и при поддержке Турции выстраивают фактически «ближневосточное НАТО». Разве не понятно, что наша свобода рук в Сирии теперь уменьшится? 

И так по всем внешнеполитическим азимутам, включая китайское направление. США и Китай договариваются между собой, а позиция России не выглядит очень уж сильной. С США ни о чем существенном мы не можем договориться из-за фактической травли Трампа в связи с «российским следом» в американских выборах. С Евросоюзом наши отношения стагнируют. 

— Возможен ли в перспективе, в случае нерешительности Путина, который будет разрываться между толстосумами и нищающим народом, реакционерами и демократами, ревнителями «особого пути» и сторонниками открытой России, «вариант ГКЧП», госпереворота? Как вы думаете, что в этом случае скажет армия? Какую роль в Системе и какую позицию по отношению к реакционерам занимает Сергей Шойгу? 

— Никакой заговор против Путина невозможен, потому что все российские элитные группировки, даже те, которые относятся к нему настороженно и негативно, очень боятся. Не то, что организовать заговор, а даже подумать о нем. Что касается Шойгу, то не надо преувеличивать значение его личности. Он совсем не столь  брутален, как впечатление, которое пытается произвести. К тому же он неприемлем для подавляющего большинства групп элит. 

«Локальные протесты могут слиться в общенациональную коалицию против власти»

— По данным Левада-Центра, коррупцию в органах власти считают неприемлемой 90% россиян, а почти 70% возлагают на Путина личную ответственность за нее. Более половины говорят, что устали ждать перемен от Путина, прежде всего в борьбе с коррупцией. Вместе с тем президент подписал «закон Тимченко», продолжает поддерживать дискредитированного Медведева (за отставку которого в той или иной степени высказываются 45% граждан). Если Путин все-таки пойдет на выборы, так ли уж устойчивы его электоральные позиции из-за этих очевидных противоречий между ожиданием избирателей и его действиями? 

— Те цифры, которые вы приводите, как раз свидетельствуют о морально-психологической усталости общества. Это естественное положение вещей. В любой стране люди устают от своих правителей, даже если они удачливые и симпатичные. Считается, что приемлемый срок правления страной — это 9–12 лет. После этого неизбежно приходит усталость. 

Что касается электоральных позиций Путина, то у него по-прежнему большая поддержка, она выше, чем у любого другого потенциального кандидата. И тем не менее она не столь велика, как нам объявляют социологические опросы. 

Дело не в том, что опросы лукавят, а в том, что люди не хотят говорить правду, не хотят высказывать интервьюерам свое истинное мнение. Они элементарно боятся или дают так называемые социально одобряемые ответы. Поэтому я бы оценил поддержку Путина как существенную, но отнюдь не феноменально высокую. 

— Вы утверждаете, что с митингов 26 марта начался новый политический период. Однако, если все-таки брать в расчет данные соцопросов, пока нет сомнений в том, что, пойди Путин на президентские выборы, он их выиграет: по данным Левада-Центра на начало мая, за Путина готовы проголосовать 48%, за Навального только 1% при 42% неопределившихся. Чем же отличается наступивший политический период от предыдущего? Какие факты говорят об отличиях?

— Я предполагаю, что осенью протест обострится, и это обострение окажется долговременным. Соответственно, выборы президента, независимо от того, пойдет на них Путин или нет, могут проходить в атмосфере политического кризиса, что повлияет не только на ход выборов, но и на их исход. Не стоит также забывать, что выборы — это лишь часть политического процесса и что кроме них существуют иные способы решения политических кризисов и прихода к власти. Я расцениваю то, что происходит в России, как начальную фазу политического кризиса. Он продлится пару-тройку лет и может привести к самым серьезным политическим переменам в стране.

— Забастовка дальнобойщиков и митинги 26 марта по всей стране, митинг против реновации в Москве отличались таким новшеством, как лозунги об отставке не только правительства, но и президента. С другой стороны, опросы того же Левада-Центра показывают: хотя около половины опрошенных считают, что гражданин вправе защищать свои интересы даже вопреки интересам государства — а почти 40% поддерживают митинги против коррупции, — лично «проявить активность» готовы меньше 20%. Вы уверены, что протестные акции могут стать перед президентскими выборами более широкими, массовыми и политическими? 

— Речь идет о локальных процессах, как, допустим, в Екатеринбурге — конфликт вокруг строительства Храма-на-воде, в Питере — с Исаакием, в Москве — с реновацией. Все эти протесты имеют хоть и неполитическую природу, но проецируются в политику. Могу точно сказать, что Кремль очень опасается политизации этих протестов из-за того, что их участники все чаще выдвигают политические лозунги, а значит, эти локальные протесты могут слиться в общенациональный протест и возникнет коалиция против власти. 

Я полагаю, что страхи Кремля имеют под собой основания. Мне кажется, осенью протест может перерасти в нечто более масштабное и менее контролируемое. 

— Видно, что на сегодняшний день власть старается «не играть с огнем», действует в отношении оппозиции, соблюдая баланс, на грани, но не переступая ее. Но как скорее всего будут реагировать власти, если протест усилится? Так же — точечно арестовывая активистов типа Вячеслава Мальцева и Дмитрия Демушкина, повышая контроль за соцсетями и СМИ? Или возможен радикальный «вариант Эрдогана»? 

— Россия — страна, где это можно попробовать. Но как только вы это попробуете, то поймете, что у ржавых гаек сорвана резьба, и вся конструкция начнет сыпаться. В России сейчас очень опасно прибегать к избыточному давлению. Поскольку реакция общества может оказаться непредсказуемой, например оно окажет сильное сопротивление. И, кажется, власть это ощущает. 

И еще нужно учитывать, что власть не может быть уверена в лояльности полиции и Росгвардии. Полиция — это такие же граждане, как и мы, переживающие те же самые социальные и материальные проблемы, трудности и лишения. Обратите внимание: чем недавно озаботилась омбудсмен по правам человека? Повышением зарплат полицейским! 

Есть ощущение, что полиция скрыто нелояльна. Насколько известно, по итогам 26 марта московским полицейским был устроен «разбор полетов», где один из руководителей московской полиции кричал на своих подчиненных, обвиняя их в том, что они отлынивали и не хотели работать. Это не значит, что полиция открыто выступит против власти. Для России излюбленный способ протеста –саботаж. А если полиция начнет саботировать приказы, то это очень опасно для системы. 

— Но с другой стороны, полицейские задерживали участников митингов 26 марта, применяя насилие, задержанные жаловались на угрозы. В Биробиджане Росгвардия атаковала рабочих. После 26 марта полицию поддержали Володин и Федотов (СПЧ), а единороссы в Госдуме даже предложили разрешить ей стрелять по толпе. Приговор Юрию Кулию тоже явный реверанс в сторону полиции. Такое ощущение, что силовиков готовят к «варианту Эрдогана» в случае чего, и они, в общем-то, не прочь. 

— Это зависит от региона. Чем дальше вы находитесь от информационных потоков, тем легче вам прибегать к насилию. Это зависит от масштаба. Одно дело, когда вы изолируете несколько десятков человек, другое — когда сталкиваетесь с толпой в 50–70 тысяч, и вдруг она начинает вести себя жестко. Я не говорю «агрессивно», а жестко, например защищать тех, кого полиция выхватывает из толпы и тащит в автозак. 

— Матвиенко призвала скорректировать «статью Дадина», проанализировать обоснованность тарифов в системе «Платон» и вообще «не прятать голову под крыло». Лидеры парламентской оппозиции после митингов 26 марта потребовали отпустить школьников и студентов, провести расследование фактов, изложенных в фильме ФБК «Он вам не Димон», и случаев применения силы полицией против митинговавших. Единоросс Ревенко заявил в Госдуме, что нападения, поджоги и обливание зеленкой — не средства политической борьбы, а преступление, попрание Конституции. Насколько влиятельны эти «гуманистические» силы?

— Ни о каком гуманизме речь не идет. Это не более чем проявление здравого смысла, которого российская элита не лишена. Но на политику в целом это не повлияет. Политика будет оставаться прежней, поскольку у нее прежняя группа бенефициаров. Это их способ сохранить свое положение. Они боятся любых перемен и хотят сохранить статус-кво. Есть такое универсальное правило: как только вы начинаете демонстрировать мягкость — это повышает амбиции оппозиции. Поэтому ничего подобного мы не увидим. 

— Несмотря на активное применение 282-й статьи против «разжигания ненависти», в нашем обществе все равно назрел очевидный раскол: одни поддерживают Навального, другие называют его сторонников «либерал-фашистами» и «предателями; одни защищают Исаакий от РПЦ — другие ратуют за передачу собора Церкви; в постиндустриальных городах к геям относятся терпимо или равнодушно — из архаичной Чечни их вывозят из-за угрозы преследования, а то и убийства, и так далее. При этом, по данным Росгвардии, у 4,5 млн россиян на руках 7,5 млн единиц оружия. А если это оружие (не только зеленка) пойдет в ход в противостоянии россиян друг с другом или с властями? 

— Во-первых, 282-я статья безумна. Такой статьи не должно быть в Уголовном кодексе. Во-вторых, в России, несмотря на высокий уровень невротизации и психопатизации, мы тем не менее друг другу в глотку не вцепляемся. А в-третьих, власть больше всего боится, что возможная агрессия реализуется не друг против друга, а найдет общий вектор и направится против власти. 

И самое главное — четвертое: чтобы избавиться от этого напряжения, обществу нужно предложить будущее. Власть сейчас этого сделать не в состоянии. Общество нуждается в социальной и исторической перспективе. А власть ему говорит, во-первых, о прошлом: наши деды одержали победу 9 мая! И это основной источник легитимации власти наряду с Крымом. А во-вторых, она говорит: если вы будете протестовать, то станет, как на Украине. Так вот, апелляции к прошлому и к Украине уже не работают. 

Люди хотят иметь будущее, которое власть не в состоянии им предложить. Причем это относится не только к обществу, но и к элите тоже. 

У элиты отсутствует понимание целей и задач страны, что вызывает у нее растерянность и дезориентацию. 

— И все-таки гражданская война возможна? Или это преувеличение?

— Это страшилка, которую власть успешно использует в пропагандистских целях. Даже при высокой конфликтности в обществе гражданская война абсолютно исключена. Могут быть какие-то отдельные эксцессы, но не гражданская война. Для нее отсутствуют фундаментальные факторы. 

«Мы находимся в таком же положении, что при начале крушения Советского Союза»

— Несколько вопросов к вам как к преподавателю. Отличительной чертой митингов 26 марта было участие школьников и студентов. Достаточно сказать, что 7% задержанных — несовершеннолетние. Недавно томский школьник записал видеообращение к Медведеву с требованиями прямо ответить на обвинения в коррупции и уйти в отставку. А в Калуге старшеклассники провели митинг против коррупции в образовании. Стоит ли позволять несовершеннолетним участвовать в политических акциях, тем более что зачастую они заканчиваются насилием? 

— А мы можем помешать несовершеннолетним участвовать в этих акциях? Честно говоря, нет. Я могу судить по своему 15-летнему сыну. Если начать на них давить, то они скорее пойдут на эти протестные акции из чувства протеста против давления. И лично для меня выбор в таком случае исчезнет: как нормальный отец я вынужден буду пойти вместе с сыном. Думаю, многие родители именно такой выбор и сделают. 

Важно понимать, что выступление молодежи — это на самом деле отражение тех разговоров, которые они слышат от старших. Это политическая социализация, которую они проходят дома. Только их родители лишь говорят об этом, а дети, ввиду высокой энергетики и обостренного чувства справедливости, выходят на улицы. Этот детский протест связан с изменением массовых настроений. Дети светят отраженным светом родителей. Поэтому нет смысла отделять подростковый протест от общего состояния общества.

— Исследование ВШЭ показывает: хоть 66% студентов называют коррупцию главным бичом страны и не доверяют всей «вертикали власти» — от правительства до местных чиновников и полицейских, за Путина будут голосовать 47%, за Навального только 7%, а в акциях протеста готовы участвовать только 14%. Действительно ли можно говорить о грядущей «революции мальчишей-кибальчишей», с которыми даже непонятно, как бороться?

— Во-первых, Путин даже при вероятной завышенности его рейтинга остается самым популярным политиком России. Во-вторых, Навальный далеко не самый узнаваемый политик России. В-третьих, я сомневаюсь, что студенты в опросах говорят правду. Я предполагаю, что многие из них, как и взрослые, лукавят. А в-четвертых, как я уже говорил, существуют такие способы выхода из кризиса, когда соотношение большинства и меньшинства не имеет значения. Тогда важно уже другое. 

Важно, не «за кого вы намерены проголосовать», а «готовы ли вы выйти на площадь в назначенный час». 

— Министр образования Васильева высказалась, что надо работать с «протестной» молодежью. Примеры педагогов, распинавших школьников и студентов за симпатии к Навальному, угрожавших им (здесь почему-то особенно отличилась Владимирская область), позиция Минобрнауки, оправдавшего показ фильма о Навальном, где он сравнивался с Гитлером, во Владимирском же госуниверситете — указывают на то, что учителя разучились говорить с учениками, что между ними — ценностная поколенческая пропасть. Как, по вашему преподавательскому мнению, нужно «работать» с молодежью и получится ли у нашей системы образования?

— Я могу точно сказать, что у нынешней системы образования не получается работа с этой молодежью. Все разговоры о политике со стороны учителей бессмысленны, они отторгаются школьниками и ведут к прямо противоположным результатам. Поэтому, я думаю, попытаются прибегнуть к системе административного давления и контроля. 

А если уж министру образования и хочется влиять на школьников, то тут надо работать не с детьми, а с родителями, попытаться убедить их, что участие детей в политических процессах угрожает их здоровью и перспективам. В некоторых случаях это может дать результат, но только в некоторых. Лучше бы уж представители системы образования вообще молчали, так хотя бы они не привлекали внимание к происходящему. 

— На ваш взгляд, нынешней молодежи вообще интересна политика? Хотят ли они становиться политиками или политическими аналитиками, политологами, политтехнологами? Или это просто юношеский максимализм, за которым не просматривается перспектива профессионального участия в политике?

— Подростковый бунт связан с острым осознанием несправедливости. Дети ощущают, что ни у страны, ни у них персонально нет будущего. И для них это положение нетерпимо. Если, скажем, наше поколение уже адаптировалось к происходящему, предпочитая терпеть и лавировать, то они начинают протестовать. Это означает, что для них политика — скорее ситуативное явление. Они не видят других каналов для реализации своих амбиций и устремлений. 

Если появится образ будущего, то политика, как и всегда, останется уделом меньшинства. Это 3–5% от всей молодежи. Сейчас мы видим, что интерес к политике подрос. И пока причины протеста не исчезнут, молодежь будет вовлекаться в политику.

— А конкретно политология, изучение политики интересны молодежи? 

— Конечно, есть небольшой процент, которому политология интересна. Но когда вы знакомитесь с тем, как устроена политика в России, то понимаете, что повлиять на нее вы не в состоянии. Вам надо менять рамку политики, а для этого вовсе необязательно иметь политологическое образование. Для этого нужно обладать другими качествами. Поэтому политология обесценена. Если в России фактически отсутствует конкурентная политика, то политология, которая построена на западных политологических принципах и моделях, теряет свое значение. Получается искусство ради искусства, исследование ради исследования, теории ради теорий.

— То есть вы бы не стали советовать своему сыну, племянникам и другим знакомым молодым людям связываться с политологией как, по сути, с малополезной и оторванной от практики дисциплиной?

— Это не путь в практическую политику. Это просто интересное интеллектуальное занятие, не имеющее никакого отношения к реальной политике. И могу сказать, что большинство академических политологов (хотя отнюдь не все) вообще не понимают, что происходит в России. Они даже не в состоянии анализировать актуальную политику, не то что предлагать какие-то советы, консультации, пути решения. 

— И последнее, Валерий Дмитриевич. С каким периодом истории можно сравнить момент, в котором мы находимся? 

— С 1917 годом сравнивать точно не стоит. Наилучшая аналогия с 1989–1991 годами, когда началось крушение Советского Союза. Общее в тогдашнем и сегодняшнем — дисфункциональность системы. Она перестала удовлетворять запросам большинства. Аппарат управления неэффективен. Политическое оживление может перейти в политический кризис. Экономика во многом схожа с точки зрения зависимости от нефти. Во внешней политике — снова обострение с Западом. Тогда у нас был Афганистан, сейчас — Сирия и Донбасс. Навальный оказался в роли тогдашнего Ельцина: все, что власть делает против него, только оборачивается ему на пользу. 

Естественно, любая аналогия условна. Но я бы сказал, что мы находимся в таком же положении, что и тогда. Правда, нисколько не верю в развал страны. Но кардинальная смена политики мне представляется вероятной. Причем, как и тогда, все может произойти стремительно и неожиданно.

В подготовке интервью принимал участие Александр Задорожный  

Евгений Сеньшин.

---