О феномене Революции достоинства, ее людях, причинах и следствиях, а также о рождении целого нового мифа Европы, сегодня, в годовщину Майдана, рассуждает поэт Андрей Бондарь
21.11.2015
Чем был украинский Майдан декабря 2013 - февраля 2014? Определить его природу сложно.
Нельзя отрубить с плеча и дать однозначное определение. До сих пор пребывая в середине процесса, в свежих травмах и ранах, радостях и эйфории Майдана, невозможно авторитетно определить, чем он был, не являясь при этом чем-то иным.
Конечно, у нас есть хронология событий, которую можно проследить с точностью до часа, мы обладаем целым архивом человеческих историй и воспоминаний, терабайтами информации, аудио и видео, морями конспирологических теорий и горами политтехнологических гипотез. А психологи и психиатры - историями психических заболеваний и отклонений. Хотя где найти психически здоровых психолога или психиатра после Майдана...
днако авторитетно заявить "Майдан был..." не осмелится никто. Точнее, может, и осмелится, но кто ему поверит. На Майдане у каждого была своя мысль, идея, правда. Майдан был живым процессом, где коллективные гормональные взрывы чередовались с полным штилем и апатией, настоящая война уступала место тревожному перемирию, а доброта сменяла ненависть. Сегодня ты мог напоить врага чаем и отдать ему полпачки сигарет, а завтра получить от него пулю в глаз. Сюда каждый шёл со своим багажом, своими скелетами в шкафу, представлениями о мире, жизненными установками, опытами. Даже моральные установки у людей были разными. У Майдана были миллионы лиц.
Можно сказать "Майдан был революцией достоинства", или "Майдан был выступлением за европейские ценности", но это будет лишь частью общей картины, её отдельным фрагментом. Потому что, кроме достоинства и европейских ценностей, тут были воля и справедливость, солидарность и храбрость, война против системы и национально-освободительная борьба, противостояние гражданина с государством и большая геополитическая провокация, всенародный фестиваль креатива и взрыв новой эстетики сопротивления. Наконец, здесь было что-то гораздо более важное, существенное - что-то такое, что касалось главного человеческого вопроса - о борьбе за выживание и надежде на новую жизнь. Потому что от всего, что обещало нам будущее, веяло только разрушением, тленом и смертью. Да, вопрос стоял именно так: жизнь или смерть.
Так же можно спорить и о дате начала Майдана. Одни говорят, что он начался 21 ноября, когда журналист "Украинской правды" Мустафа Найэм позвал всех под стелу Независимости с зонтиками на чай. Другие считают, что всё началось с утреннего - с 30 ноября на 1 декабря - избиения студентов, и колоколов Михайловского Златоверхого. Третьи вполне резонно полагают, что именно первое многолюдное выступление, когда на улицы Киева вышел первый миллион граждан, и дальнейшая провокация на Банковой, дали начало массовым протестам. Четвёртые вообще придерживаются мнения, что серьёзные игры начались 16 января, после принятия Верховной Радой репрессивных законов. Пятые склонны начинать разговор с кровавого Крещения 19 января, когда был брошен первый "Молотов" на Грушевского. Шестые настаивают на не менее кровавом Дне Соборности 22 января, когда Майдан получил своих первых мучеников - Нигояна, Жезневского и Сеника. И каждый по-своему прав. Потому что для разных людей Майдан начался в свой день. Были даже люди, которые впервые вышли на Майдан 19 февраля, чтобы остаться там навсегда.
Главная особенность в том, что Майдан не был политическим монолитом, не имел единого центра принятия решений и не сводился к определённой вертикальной структуре. Основные требования менялись от наивного "Подпиши!" в последнюю неделю осени к Януковичу, который отправился на саммит ЕС в Вильнюс, через отставку правительства Азарова в декабре-январе, до отставки Януковича. На Майдане не было "единого лидера". Одни считали это большой проблемой, поскольку кто-то должен был взять ответственность и быть единственным полномочным представителем на переговорах с властью. Другие наоборот, страховали себя от персонификации новой власти, а заодно и от возможных разочарований в будущем. Именно эти другие не хотели наступать на старые ющенковские грабли Оранжевой революции ноября-декабря 2004 года.
конце концов, с самого начала только место и время объединяли эти два, казалось бы, подобных события. Оба Майдана начались на одном и том же месте - Площади Независимости, и в то же время - 21 ноября. Однако на "оранжевом" Майдане 2004-го с его лёгкостью и фестивальным духом главным была уверенность: власть не начнёт убивать. Мы тогда наивно скандировали: "Милиция с народом!" - и милиция, стыдливо пряча глаза и улыбаясь, сохраняла нейтралитет. Мы кричали "Восток и Запад - вместе!" - и нам казалось, что между ними больше никогда не будет никаких противоречий. Мы кричали "Ющенко!" - и думали, что заменить им Кучму будет достаточно.
События Оранжевой революции теперь выглядят какими-то технологическими и имитационными. Хотя неизвестно, что она имитировала: Париж 1968 года, "Пражскую весну" или, может, Вудсток. Киев ноября-декабря 2004 года был очень кайфовым, влюблённым, витаминизированным местом. Настолько беззаботным и возвышенным, что больше напоминал весёлую службу в протестантской церкви с песнями и танцами. Недаром в описании тех событий даже само слово "революция" иногда берут в кавычки. На сцене было много музыки и спецэффектов. Мы упивались своими эйфорией, добротой, взаимопомощью. Тогда казалось, что важные вещи следует делать легко. Мы никого не били и никто не бил нас. "Оранжевый" Майдан много чего себе намечтал, но по-серьёзному мало что воплотил. Мы в большей степени хотели быть обновлёнными, чем были. Мы всё ещё были склонны перекладывать ответственность за свою судьбу на других - международных посредников, оппозиционных политиков, или персону лидера. Хотя правда очевидна: именно тогда, в 2004 году, мы впервые и почувствовали по-настоящему, что такое дух свободы.
роме того, 2004 год отличался слабым развитием глобальных социальных сетей и отсутствием смартфонов. Способ общественной организации и коммуникации был принципиально другим. Хотя Еврореволюция началась, ещё по инерции используя принципы "эстрадной" демократии "оранжевого" времени, у неё появилась принципиально новая степень общения. Евромайдан был прежде всего революцией социальной коммуникации.
Испытанные в событиях "Арабской весны" Facebook и Twitter стали не просто посредниками в общении и организации активности, а настоящей лабораторией смыслов и идей. Написанный ночью статус в Facebook имел все шансы найти своё воплощение уже утром. Революционеры носили Интернет с собой в смартфонах на мобильных платформах Mac OS и Android. Собственно, первый выход людей на Майдан был организован через Facebook журналистом Мустафой Найэмом: "Ладно, давайте серьёзно. Вот кто сегодня до полуночи готов выйти на Майдан? Лайки не считаются. Только комментарии под этим постом со словами "Я готов". Как только наберётся больше тысячи, будем организовываться." Готовых выйти оказалось около полутора тысяч, а через десять дней центральные улицы Киева были заполнены сотнями тысяч граждан.
сочетании Интернета с сарафанным радио и звоном Михайловского Златоверхого, на Евромайдане сочетались современность с архаикой. Ген украинской непокорности искал и находил новые методы борьбы и сконденсировал в себе разнообразные архетипы украинского и мирового сопротивления. Евромайдан был своеобразной мозаикой исторических эпох: античная катапульта и средневековое древнерусское вече, казацкая демократия и махновская вольница, баррикады Парижской коммуны и конспирация Украинской повстанческой армии, европейские уличные бои 1960-х и польская Оранжевая альтернатива начала 1980-х. И это только то, что можно увидеть с первого взгляда.
Майдан стал креативным пространством для воплощения самых неожиданных социокультурных идей. Если мы анализируем переворот в политическом сознании, изменение нравственных установок, невозможно не упомянуть одну его важную черту: Майдан прежде всего содержал в себе принципиально новую для украинцев эстетику открытости и творческой интуиции.
Недаром среди боевых и вспомогательных сотен Майдана была бесчисленная "Художественная сотня" ("Мистецька сотня"), а "Мистецький Барбакан" художников и архитекторов напротив станции метро "Хрещатик" символично охранял подступы к одной из баррикад. Там проводились литературные чтения и научные лекции, импровизированные выставки работ и неформальные встречи с художниками. В декабре-январе у Лядских ворот энтузиасты организовали "Открытый университет" с расписанием лекций и приглашением серьёзных учёных. В "Украинском доме" на Европейской площади довольно долго работали библиотека и лекторий. Отдельная тема - спонтанный креатив протестующих. Плакаты, стикеры, надписи, карикатуры, коломыйки - всё это не только иллюстрировало, а иногда и формировало повестку дня Майдана.
сли "оранжевый" Майдан 2004 года только неприятно пощекотал власть, которая, впрочем, ещё сохраняла остатки человеческой нормальности, то Евромайдан обратился к прямому воздействию - её полной десакрализации. Речь не только о власти государственных институций или персоналий, но и власти символов, которая поколениями нависала над украинским обществом.
Захваченное в декабре здание Киевского городского совета на несколько месяцев стало революционным штабом и общежитием. Большой, помпезный Зал заседаний, в котором десятилетиями произносились пустые слова в советское время и проворачивались преступные сделки в первые 23 года независимости, уже никогда не вернёт себе ни официозного величия, ни уважительного отношения. А снос на Бессарабской площади "главного Ленина" положил начало освобождению от старых советских символов по всей стране. Символическая десакрализация власти стала подтверждением серьёзных намерений революции и по отношению к живым её представителям.
айдан не был монолитным явлением. Нет, он бывал разным в разное время: разделённым на политическую и гражданскую фракции, на "сцену" и "протестующих", единым как одно целое, тихой гаванью и полем битвы, пассивным стоянием и активным действием, депрессивным и радостным. Эмоциональные качели от пораженчества до чувства победы были его обычной атмосферой. Отсюда происходит довольно распространённое впечатление сжатого, сконденсированного времени, когда информационный повод живёт от минимума в несколько часов - до максимума в два-три дня, а между началом и концом одной недели зияет провал размером с эпоху. Так же стремительно под влиянием разных факторов - прежде всего эскалации государственного насилия - менялась тактика поведения майдановцев.
Началось всё со стоического стояния в первые десять дней. Лейтмотивом первого этапа были постоянно повторяющиеся мантры про мирный протест. И действительно, никто не намеревался прибегать к насильственым действиям. Весь начальный гандизм и непротивление злу насилием были перечёркнуты утренним избиением мирных студентов - с 30 ноября на 1 декабря. События последующего дня на Банковой продолжили травматологическую историю, которая на протяжении всего времени напоминала кардиограмму. Несколько попыток ночных зачисток Майдана продемонстрировали удивительную способность этой структуры за несколько часов увеличивать свою численность от нескольких сотен человек до нескольких десятков тысяч. Насилие порождало противодействие - сначала мирное, а затем, после принятия Верховной Радой репрессивных законов 16 января, действенное.
Стояние людей было благородным и стоическим, но оно не могло быть вечным, особенно в тех условиях. Психология протеста требовала выхода за пределы осаждённой крепости, в которую начал превращаться Майдан. Поэтому этот выход состоялся. Обессиленные безрезультатностью ожидания, политической пассивностью оппозиционной тройки и спровоцированные репрессивными законами 16 января, люди вышли за пределы майдановских баррикад. Кровавое Крещение на улице Грушевского 19 января принесло новые травмы, а 22 января положило начало мартирологии Майдана, когда власть, которая ни одного раза за два месяца не пошла ни на одну уступку, не выполнила ни одного политического требования, начала убивать. Период конца января - начала февраля характеризовался настоящим террором карательных органов и повязанных с властью криминальных структур, так называемых "титушек". За несколько недель активисты Майдана почувствовали на себе все прелести тоталитарного общества с сожжением их автомобилей, избиениями, похищениями и убийствами.
До самого расстрела Небесной сотни и бегства его клики именно "Груша" была эпицентром событий, тогда как Майдан выполнял роль своеобразного тыла, базы и укрытия. События трёх последних дней - 18-20 февраля - окончательно связали власть с предступлениями против человечности и провели красную черту, после которой началась уже совсем другая история.
его они хотели? Неужели только подписания соглашения, отставки премьера Азарова и президента Януковича? Нет - политические требования были лишь поводом для восстания. Против власти вышли люди, которые научились за последние 23 года существовать и выживать без государства. Им, этим людям, на самом деле от государства требовалось не много: безопасности, справедливых налогов, разумных правил игры, законности и, конечно же, гражданских свобод. Им не нужна была власть. Они спокойно могли существовать без неё. Им лучше вообще без всякой власти, чем с властью, которая не может обеспечить атмосферу, внутри которой на самом деле они всё могут сделать сами. Власть, которая несла угрозу, взимала несправедливые налоги, играла без правил, разрушила судебную систему и пренебрегла всеми возможными свободами, у таких людей вызывала презрение и гнев.
Конечно, сказать, что Майдан поддержали все слои общества, было бы явным преувеличением. Нет, здесь объединились люди, которые смогли подняться до понимания "общего дела". Именно так, кстати, и переводится понятие "республика". Именно этот республиканский дух и дал пощёчину квази-монархии Януковича с его придворной византийщиной и круговой порукой властной вертикали. Зажранные "батьки" навязывали людям действия бандитский патернализм - который работал с работниками бюджетной сферы, люмпенами и силовиками, а вот с ними - не сработал. Оказалось, что этим людям не потребны подачки, кости и огрызки с властных столов. Эти люди покинули каждый свою делянку, с помощью которой научились жить и выживать, и решили инвестировать в свою свободу сами - деньги, время, нервы, силы, страсть. И, как оказалось потом, жизнь тоже. Хотя никто не сомневался, что Янукович - не Кучма, и для того, чтоб остаться при власти, будет стрелять, калечить и убивать. Также никто не сомневался в том, что с самого начала Майдан противостоял самому Путину и его разветвлённой системе агентов влияния.
На Майдане возник образ украинского общества невиданного уровня самоорганизации и солидарности. С одной стороны, оно было крайне разрозненным и атомизированным - в идеологическом, языковом, культурном, религиозном и классовом плане.
С другой стороны, оно было единым в вещах элементарных: нам не нужны ваши санкции и ваше высокое разрешение, мы ничего не будем у вас просить, мы вас не боимся, всё сами возьмём и сделаем. Такими, по-моему, были главные мотивации. Политики будущего, которые поймут, что следует исходить из этих простых принципов организации жизни, строя новую страну, и учтут это настроение, сами обретут будущее.
На Майдане невольно сформировался союз индивидуалистов в такой макабрической, удивительной анархо-либерально-демократической атмосфере. Всем без исключения нужна была только свобода. И каждый в лозунг "Слава Украине! Героям слава!" вкладывал что-то своё, держа во внимании общее. Именно здесь было поломано немало стереотипов про украинский характер. Выяснилось, что "моя хата с краю" - это уже совсем не про нас, а про какой-то другой, доисторический народ. А образу эгоистичного, скупого и туповатого хохла пришёл на смену другой персонаж - упрямый и последовательный альтруист, способный подняться над собственными интересами. Вместе с преодолением привычных национальных стереотипов, именно на Майдане произошло окончательное прощание с "совком" и его родовыми травмами - пассивностью, отсутствием амбиций и заурядной серостью. По-настоящему модными стали инициативность, нестандартность мышления и ответственность.
огда ещё в декабре французский философ Анри-Бернар Леви сказал на сцене Майдана эффектную фразу "Сердце Европы бьётся в Киеве", это сначала показалось авансом, а где-то даже и приятной формальностью, комплиментом, бодрящим дружеским похлопыванием. Никто бы не мог так быстро дорасти до такого статуса. Столица страны, проеденной коррупцией и ограбленной бюрократично-криминальной системой не могла вот так ни с того, ни с сего стать европейским сердцем.
Однако впоследствии выяснилось, что философ ещё тогда, в самом начале, имел основания. Да, именно зависнув между двумя мирами, Западом и Востоком, свободой и тиранией, жизнью и смертью и можно было вернуть европейским ценностям их настоящий смысл. Успокоенная и бесконфликтная Европа годами воспринимала Украину как чемодан без ручки, смирившись с нашим подроссийским и пророссийским статусом. Словосочетание "усталость от Украины" превратилось чуть ли не в политологический термин, а последние позорные виражи Януковича с ассоциацией просто могли навсегда поставить на Украине большой жирный крест. Могли, если бы не Майдан.
Мог ли факт неподписания всего лишь какого-то соглашения об ассоциации с ЕС спровоцировать настоящую греко-персидскую войну? Этого никто не представлял и не ожидал. Неготовность Европы вовремя и адекватно реагировать на события в Киеве отразилась на неуклюжести неповоротливой бюрократической машины и политике постоянных дипломатических уговоров Януковича и задабривания Путина.Зато Майдане показывал зубы, бросал огненные коктейли и мёрз на морозе. Подозрительная Европа прищуривала глаз и выискивала в Киеве ксенофобов и фашистов, постоянно откладывая на потом важные решения. Она не верила нашим делам и нашим словам. Ей понадобилась смерть Небесной сотни для того, чтобы понять, насколько всё серьёзно и сделать, наконец, решительный шаг.
Именно Майдан дал понять Европе, что европейские ценности - не данность, которая автоматически передаётся от поколения к поколению, не ВВП на душу населения, не общество всеобщей сытости, не передвижение без виз, не набор избитых пустых словесных оболочек, оформленных в межгосударственные соглашения и конституции, а кровь и пот, страдания и жертва, разбитые кости и пробитые пулями сердца. Что именно здесь, на передовой борьбы с российской империей и её марионетками, все их присыпанные пылью десятилетий ценности находят свой истинный смысл.
Когда Европа последний раз проливала кровь за европейские ценности? Когда последний раз задумывались над этим вопросом? Когда она последний раз чувствовала себя под настоящей угрозой? Украинцы стали первыми европейцами в новейшей истории, которые за эти ценности положили сотни жизней. Выяснилось, что ценности Майдана, его человеческий подвиг и является главной европейской ценностью. Да, немного и не мало: жизнь или смерть. Так родилась новая жизнь континента. Так родился новый миф Европы.
Далі буде.
Текст - Андрей Бондарь
Перевод на русский язык - Роман Шапка